Он был здесь не впервые. Альберт много где успел побывать, встречались ему заведения и посолиднее, и попаршивее. Это было среднячком, по его мнению, хорошим таким среднячком, и в этот день, который уже успел ему конкретно надоесть, пёс решил посетить именно этот бар.
Он никогда привередливостью не отличался, и эти грязные, неадекватные звери, запах пота и выпивки, атмосфера тесноты, оглушительной музыки и скрытой агрессивности любителей поразмять кулаки вызывала у него скорее чувство причастности, он так гармонично вплетался во всю эту какофонию, что чувствовал себя просто отлично, сидя сейчас у стойки бара на высоком табурете и поглядывая по сторонам.
И с каждым опрокинутым стаканом ему становилось все лучше и лучше.
– Flash before my eyes!
Now it’s time to die! – надрываются динамики.
Кроу стучит лапой по гладкому полированному столу, и бармен послушно обновляет внутренность его стакана.
– Burning in my brain!
I can feel the flame!!!
Он редко опускался до того, чтобы петь самому; самолюбие не позволяло изгаляться перед такой неблагодарной публикой, ему забитые до отказа концертные залы подавай.
Но сегодня... Сегодня псу было плевать. Он так устал, что просто чувствовал необходимость выплеснуть накопившееся за день.
Поэтому, недолго думая, Альберт поднялся и направился к сцене.
К слову сказать, даже будучи нехило выпившим, он ухитрялся вполне так держать себя в лапах. Практика или природная предрасположенность? Шут его знает, может, он просто всегда ведёт себя не совсем адекватно, поэтому когда у него на то есть причины – разницы всё равно никто не чувствует.
В голове уже заиграл знакомый мотив, и пёс довольно неделикатно отстранил предыдущего исполнителя, чтобы занять его место возле микрофона с гитарой в лапах.
Пронзительный звук взвизгнувшей под пальцами гитары – и бар наполнился тем самым мотивом, который так назойливо играл в голове Альберта.
– Yeah! – рыкнул пёс в микрофон, а затем понизил голос, прикрыв глаза:
– I made my mistakes,
I seen my heart cave in.
I got my sca-ars
I been to hell and back again...

– We don’t care what they say
We know we’ll find a way
Yeah!… We are the Dark Horses!
Пёс замер на мгновение, глядя в толпу, которая напоминала ему одну огромную волну, качающуюся в едином ритме. Это зрелище живо вызвало у него ярчайшие воспоминания о многочисленных концертах. Да, там народу было побольше, но, в конце концов, это вовсе не показатель.
Музыка постепенно стихала, и Альберт почувствовал, что, как говорится, отпустило. Он хоть немного выпустил напряжение и ощутил лёгкое умиротворение в себе, а потому расстался с до сего момента крепко сжатым в кулаке микрофоном и шагнул к краю сцены, намереваясь спрыгнуть вниз и уйти восвояси. Ну, или, по крайней мере, обратно за барную стойку. Хотя больше желания доберман испытывал развалиться на одном из диванчиков, стоявших у дальней стены.
Но... ему не позволили. Кроу в некотором недоумении воззрился на выросшего буквально перед его носом белого волка, который внезапно громко (оу, он захватил в плен микрофон!) заявил что-то вроде "рано радуешься, подавай толпе хлеба и зрелищ". Толпа одобрительно взвыла в один голос, и пёс медленно свёл брови к переносице. Должно быть, жест ударника был вполне себе безобидным и даже дружелюбным, но Альберт воспринял его исключительно как ограничение собственной свободы.
– Нет, – проронил он сквозь зубы, лапой отстраняя волка со своего пути и соскакивая вниз со сцены до того, как его успели остановить.
– Иди пой давай! Не слышал, что тебе говорят? – вклинился внезапно кто-то со стороны, довольно грубо схватив Кроу за плечо.
Вздрогнув от неожиданной дерзости незнакомца, пёс бросил на него взгляд, чувствуя, как в нём закипает злость. Он и без того был нестабилен. Он готов был стерпеть неосторожные слова в дугу пьяных зверей, потому что в подобном явлении нет ничего удивительного. Но вот лапоприкладства Альберт стерпеть не смог.
– Лапы прочь, – рявкнул он, отталкивая и без того едва держащуюся на ногах от количества выпитого спиртного росомаху.
Похоже, этот зверь обладал и опытом, и сноровкой, потому как в стоячем положении он без труда удержался и тут же оскалил зубы.
– Не нарывайся, щенок!
«Это кто тут ещё нарывается?»
Внезапно Кроу понял, чего ему в действительности недоставало. И одна спетая песня явно не могла дать такой разрядки, как... О да, как хорошая такая драка! Поэтому, не тратя слов понапрасну, он с разворота вмазал росомахе по зубастой морде и тут же бросился сверху, повалив противника, не внимая удивлённым, испуганным и возмущённым воскликам со всех сторон.

Толпа смешалась, волной смардных дыханий и потных тел навалилась на дерущихся, всё кругом слилось в одну большую неразбериху из шерсти, когтей, клыков и копыт. Альберт рычал, совершенно по-звериному скаля зубы, и наносил удар за ударом, ухитряясь попутно уворачиваться от тех, что были нацелены на него, и выскальзывать из захватов. Он чувствовал, как бурлит энергия в каждой клеточке тела, и уже совершенно ни о чём другом не думал. Подавляющее большинство посетителей бара не имело ни малейшего понятия о первопричине завязавшейся драки, но подобные мелочи никого не волновали, а возможность безнаказанно намять кому-то бока, чтобы выпустить пар и всласть развлечься, привлекала всех. Именно поэтому безучастных практически не осталось, так что Кроу не был сильно удивлён, когда под лапу ему попался уже знакомый белогривый волк, уже выглядящий куда менее адекватно, чем во время диалога на сцене. Альберт скорее на автомате двинул его в плечо, мол, кыш с дороги, пока цел, и в этот момент раздался пронзительный вопль на высоких тонах откуда-то со стороны двери:
– Шухер, братва! Копы!
Не то чтобы доберман пропустил реплику мимо ушей, он просто взял её на заметку, но даже ухом не повёл в сторону бдительного товарища, потому как дай он хоть небольшую слабину – мигом окажется погребён под лавиной давящих его со всех сторон тел.
А копы и вправду прибыли. Когда дерущихся накрыла необъятная тень, лишь часть из них оказалась достаточно трезва (или протрезвела именно в этот момент?), чтобы поднять головы и, оценив масштабы надвигающейся на эти самые головы катастрофы, поспешно смыться. Знаю, что вас интересует. И – нет – Альберт оказался не среди вышеуказанных. В тот момент, когда носорог в полицейской форме уже буквально дышал ему в затылок, пёс как раз «оседлал» уже растянувшегося на полу росомаху, лупася его поочерёдно то правой, то левой, в ответ на что уже в полубессознательном состоянии зверь только по инерции крутил головой в соответствии с ударами – лево - право - лево - право – разбрасываясь выпадающими зубами.
И когда его приподняли над землёй за воротник куртки, Кроу настолько ошалел, что поджал лапы, как котёнок, и изумлёнными глазами уставился на представителя закона. К его чести стоит заметить, что он мужественно попытался ввязать в драку и его, но силы оказались чересчур неравны.
Именно поэтому Альберт сидел сейчас в трясущейся машине, насупившись и бросая хмурые взгляды то на росомаху, который отвечал ему не менее озлобленно, то на белого пса, который был вроде как не у дел, но в то же время и нет.

Они ехали достаточно долго, чтобы Кроу успел осознать положение дел и даже, пожалуй, немного заволноваться о своей будущей судьбинушке, но недостаточно долго, чтобы он успел придумать и осуществить план побега, хотя его зачатки уже начали формироваться в слегка протрезвевшей голове пса.
В тот момент, когда он уже решился было что-то предпринять, машину дёрнуло, тряхнуло, гул мотора унялся, а двери распахнулись, впуская зверей в полицейской форме. Альберт глухо зарычал, когда его весьма нетактично выпнули на свет божий, и озлобленно зыркнул на гепарда, который с невозмутимой миной повёл его в участок – видно, ему и не с такими общаться приходилось.
Копы, как всегда, давали возможность побыть наедине с собой и подумать о своём поведении. Альберт, даже не обернувшись на захлопнувшего дверь камеры сопровождающего, опёрся спиной о стенку и, тоскливо вздохнув, сполз по ней на пол, приняв сидячее положение.
Что ж, пока на это есть время, стоит вспомнить, что экскурсии по полицейским участкам в давние полузабытые времена для буйного Альберта были не в новинку; пожалуй, они являлись даже неплохим пиаром иногда. Что может быть лучше образа юного рокера-бунтаря? Блэкмор полностью ему соответствовал
«Видно, я и сейчас на что-то гожусь», – пёс невесело усмехнулся, окидывая мрачным взглядом своё вынужденное пристанище.
Кажется, прошло не очень много времени, и вот дверь камеры распахнулась, а на пороге нарисовался всё тот же невозмутимый гепард.
– Выходи.
Кроу медленно поднялся, нарочито медленно, наблюдая за реакцией копа и стремясь уловить хоть малейший признак раздражения на его морде. Бесполезно, кот был как камень. Даже его интонация, кажется, нисколько не изменилась, когда он спустя пару минут петляния по различным коридорам открыл очередную дверь и произнёс:
– Сюда.
– «Сюдааа», – пробубнил себе под нос доберман, пародируя монотонность голоса гепарда.
Дверь за ним тотчас закрылась, и Альберт обвёл взглядом помещение. Уютным его назвать было нельзя: стол, два стула, приглушённое освещение, призванное выхватить из темноты лишь центр комнаты, в то время как углы её норовили потонуть во мраке, зеркала, по ту сторону которых, как всем известно, полным полно наблюдателей, да камеры под потолком – всё это нагоняло тоску. Один стул был уже занят и – кем бы вы подумали?!
– Снова ты, – протянул пёс, подходя и плюхаясь на свободное место.
Оказавшийся напротив уже знакомый ему волк выглядел куда приличнее, чем Кроу запомнил его. Одно совпадение подозрительнее другого, а когда взгляд добермана упал на табличку, прикреплённую к рубашке белошкурого, в гудящей голове Блэкмора пошёл сложный мыслительный процесс. Глаза его недобро сузились, но он предпочёл молчание расспросам о том, что вскоре и так может стать ему известно.

Пёс заговорил, заговорил деловито и уверенно, определённо не собираясь оправдываться или хотя бы объяснять, что вообще к чему, и что он из себя представляет. Альберт сложил лапы на груди, не сводя мрачного взгляда с говорящего и не произнося ни слова. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, когда речь зашла о его собственном трупе, Кроу и раньше угрожали; правда, этого никогда не делал офицер полиции.
«Может ли это означать, что я влип во что-то до крайности серьёзное?»
Как ни старался, пёс никак не мог понять, что же такого необычного он натворил; стоит ли подтверждать, что головная боль нисколько не способствовала процессу осознания и анализа ситуации.
На брошенную тетрадь Кроу лишь слегка скосил взгляд, продолжая изображать мраморное изваяние. Чисто из принципа, его ужасно раздражала манера поведения собеседника, и он, понимая, что ведёт себя так же, как и будучи буйным подростком, тем не менее, продолжал.
Видимо, поняв, что диалога не состоится, белошкурый поднялся и шагнул к выходу. На языке завертелся навязчивый вопрос о том, как именно сотрудник полиции может помочь избавиться от кого-либо.
«Или, может, он ещё и наёмный киллер, а? Почему б нет».
Вздохнув, Альберт выпрямился на стуле и опустил лапы на стол.
– От чая не откажусь, да… С сахаром. И молоком, – он хмыкнул сквозь зубы, отведя взгляд от стоящего в дверях волка.
Слушая, как удаляется звук его шагов, Блэкмор, не мигая, смотрел на тетрадь, подписанную одним лишь словом «Клобайт», пытаясь не то заставить себя просмотреть её, не то отговаривая себя от этой идеи. Наконец любопытство одержало верх, и пёс притянул тетрадку, раскрывая её.
Собственно, он лично ничего плохого в произошедшем не видел. Ну да, подрались. Ну да, выбил выёживающейся росомахе пару зубов. И что с того-то? Как будто ему самому так не доставалось. Да каждый второй раз! Сегодня просто повезло. Или всё-таки не очень повезло?..
Пока доберман в задумчивости листал досье, в его голове потихоньку начали складываться в картинку разрозненные осколки событий, воспоминаний, ну и того, что он читал прямо сейчас. Похоже, это плохие ребята. Похоже, что даже очень. Трудно сказать, чем всё закончится: поймают в тёмном переулке и надают по почкам или закончат скидыванием его обезображенного тела в мусоросборник? Альберт поморщился, показав клыки. Мда.
Стоило ему завершить сии умозаключения, как дверь в комнату снова распахнулась. Бросив взгляд на вернувшегося волка, Кроу отодвинул от себя раскрытую тетрадь и процедил, недовольно почёсывая лапой за ухом.
– Ладно… Что ты предлагаешь?